Колыбельная
20/07/2011 01:34Закоулки Hornsey
похожи на призраки Маскачки,
те же разбитые окна и провалившиеся крыши.
А над всем этим доминирует Alexandra Palace,
с которого в 30-древнем году
передали первый телесигнал.
У этих людей тоже была империя,
только развалилась она на 40 лет раньше нашей.
Развалилась тихо и настолько незаметно,
что имперская система мер и весов существует до сих пор,
хотя и доживает свой век,
как и люди, передававшие первый телесигнал.
Они всё ещё встречаются в пабах за пинтой пива,
вспоминая, что "а я-то в имперские времена оооо!"
А сейчас всё не то.
И молодёжный центр, построенный для молодёжи 80-х,
тихо доживает свой век, слепо глядя заколоченными окнами,
поскрипывая заколоченными дверьми, помнящими обивавшие их молодые ноги.
Но жизнь продолжается. Новая, не имперская, какая-то другая,
непонятная башням Барбикана, привыкшим быть чудом конструктивизма.
Они смешно смотрятся теперь, остатки зубов когда-то
кусачей имперской пасти, всё ещё помнящие свой звериный оскал,
не говорящий теперь ничего и никому.
И лишь церквушка, фундамент которой, должно быть,
помнит ещё времена великой Хартии Вольностей - стены-то давно перестроили, -
посапывает себе тихонько во сне. Всё лишь сон.
Вот проснёшься - тогда ого-го! А пока - спи.
Утро вечера мудренее...
Баю-баюшки-баю,
не ложися на краю,
придёт серенький волчок
и укусит за бочок.
похожи на призраки Маскачки,
те же разбитые окна и провалившиеся крыши.
А над всем этим доминирует Alexandra Palace,
с которого в 30-древнем году
передали первый телесигнал.
У этих людей тоже была империя,
только развалилась она на 40 лет раньше нашей.
Развалилась тихо и настолько незаметно,
что имперская система мер и весов существует до сих пор,
хотя и доживает свой век,
как и люди, передававшие первый телесигнал.
Они всё ещё встречаются в пабах за пинтой пива,
вспоминая, что "а я-то в имперские времена оооо!"
А сейчас всё не то.
И молодёжный центр, построенный для молодёжи 80-х,
тихо доживает свой век, слепо глядя заколоченными окнами,
поскрипывая заколоченными дверьми, помнящими обивавшие их молодые ноги.
Но жизнь продолжается. Новая, не имперская, какая-то другая,
непонятная башням Барбикана, привыкшим быть чудом конструктивизма.
Они смешно смотрятся теперь, остатки зубов когда-то
кусачей имперской пасти, всё ещё помнящие свой звериный оскал,
не говорящий теперь ничего и никому.
И лишь церквушка, фундамент которой, должно быть,
помнит ещё времена великой Хартии Вольностей - стены-то давно перестроили, -
посапывает себе тихонько во сне. Всё лишь сон.
Вот проснёшься - тогда ого-го! А пока - спи.
Утро вечера мудренее...
Баю-баюшки-баю,
не ложися на краю,
придёт серенький волчок
и укусит за бочок.